Скрываем ли мы под консилером не только темные круги?
Я начала наносить консилер под глаза еще в средней школе. Начала я это потому, что стала страдать от бессонницы, исписывающей мое лицо полукругами под глазами цвета туч перед дождем.
Я покупала маленькие пластиковые тюбики с встроенным аппликатором, и, нанося кисточкой тот самый консилер на глубокую расщелину, раскинувшуюся между моими веками и скулами, я наивно полагала, что таким образом довожу свой вид до, ну, приемлемого.
Отличительная черта хорошего консилера – он прячет сам себя. В отличие от помады, которая с криком заявляет о своем присутствии, консилер стремится быть как можно более неслышным, немым. Он прячет «изъяны», а затем растворяется в коже. Что ж, я вбивала его безымянным пальцем в свои синие круги под глазами или мелкие прыщики, и думала, что стирала, как ластиком, все следы бессонных ночей.
Лет 50 до того Max Factor первые выпустил консилер-стик – маленький, в золотой упаковке, назывался он «Erace». Тогда, раньше, упаковка заговорчески шептала о том, что этот косметический продукт работает как «секретный камуфляж». Он обещал «полностью слиться с вашим цветом лица», не оставляя при этом никаких следов своего присутствия.
Веками до того, как консилеры начали выпускать в промышленных масштабах, женщины охотились за самодельными способами сделать свой взгляд более открытым и пробужденным. Они консультировались с учебниками красоты Викторианской эпохи – поборниками силы щедрой порции крема для лица, смешанного с мышьяком и свинцом. Широко открытый взгляд, считалось, можно также добиться с помощью лимонного сока, если нанести его на кожу под глазами.
Язык затемнения реальности и стирания проблем до сих пор является языком реклам и статей о красоте. Большинство женских журналов обещают рассказать читательницам, как «подделать» восьмичасовой сон с помощью консилера, а также арсенала хайлайтеров, щипчиков для завивки ресниц и других продуктов и приборов. Вся эта артиллерия должна «нейтрализовать» врагов: красные глаза и темные тени под ними. Если вы не чувствуете, что отдохнули, по логике, нужно постараться убедительно наврать об этом.
И такому поведению есть причина. В исследовании, опубликованном в журнале “BMJ”, шведские исследователи обнаружили, что наблюдатели воспринимали временно лишенных нормального сна участников как «менее здоровых и менее привлекательных» по сравнению с более отдохнувшими участниками того же исследования. В социальной ситуации различные сигналы недосыпа работали против социальной успешности первых.
Консилер для меня – не только вопрос тщеславия, это вопрос самосохранения. В старшей школе и в колледже я начала спать лучше. Я перестала страдать от бессонницы и теперь могла заснуть где угодно и спать крепче многих. Я чувствовала себя в меру отдохнувшей, и серо-голубые «лужи» под моими глазами, кажется, не были так глубоки. Но к тому времени, привычка уже срослась со мной: я продолжала носить консилер, хоть, может, и не так в нем нуждалась.
Но когда я закончила колледж, на меня свалились, одна опережая другую, тяжелые заболевания: инфекция почек, которая перешла в септическую стадию, хроническое аутоиммунное заболевание, опухоль в основании моего мозга, которая выбила все мои гормоны из колеи. Я провела большую часть своего второго десятка в больничных палатах, и стала плохо спать. Боль заставляла меня вздрагивать глубокой ночью, и я просыпалась в судорогах. Мои плечи и локти были охвачены спазмом, а кисти часто тряслись. Для меня было трудно маневрировать щеткой для волос, что уж говорить о кистях для консилера… Однако, я никогда так не хотела спрятать следов своих усталости, как в тот период своей жизни.
У меня есть фотография, на которой можно увидеть меня и подругу в октябре 2011, и фото было сделано вскоре после того, как меня выписали из больницы. Я провела дни под капельницей, мне вливали антибиотики внутривенно, ко мне был подключен катетер, и та первая прогулка в парке была моим первым выходом вообще-куда то за неделю. Гуляли мы аккуратно, так, чтобы мне не приходилось никуда подниматься. Это было всего пару кварталов от дома, на случай, если это небольшое путешествие истощит меня. На фотографии мы с подругой стоим, обняв друг друга за плечи, перед стенной росписью, состоящей из голубых лун, лент, крестов, висящих над коричневыми зданиями. Я могу увеличить свое лицо и увидеть опухшие, серые круги под глазами, которые я не очень успешно пыталась скрыть. Я не хотела, чтобы мое лицо выдавало то, что происходило в моем теле. Даже встречая неопровержимые доказательства обратного, я хотела, чтобы мои глаза демонстрировали, что все хорошо.
Те несколько раз, когда я рисковала и выходила куда-либо без консилера, хотя бы кто-нибудь (со стопроцентной вероятностью) спрашивал меня, больна ли я. Это был вопрос, на который я не знала, что должна отвечать. Часто, я не была как бы больна, ведь я не кашляла, моя температура не была высокой, но новая вспышка или обострение никогда не были далеко. Знакомым мое хроническое заболевание было незаметно, но оно подкашивало меня, что проявлялось разными способами, а тяжелые последствия и свои страдания я всегда приуменьшала, потому что приравнивала их к слабости. Я лепила макияж на лицо, будто это был пластилин, пытаясь скрыть не только внешние проявления своей болезни типа черных кругов под глазами и красных пятен по всему лицу, - я пыталась скрыть саму болезнь.
На упаковке моего консилера написано было “Ready, Set, Gorgeous” («На старт, Внимание, Великолепно»). Этот текст был написан петельчатыми, завитыми розовыми буквами. Через некоторое время я начала идентифицировать эту фразу с командой. Да, она веселенькая, но в то же время это инструкция собраться, встряхнуться и выйти подготовленной к новому дню и новым задачам. Я надеюсь, что когда-то я смогу немного пожалеть себя, как я это делаю с другими людьми. А сейчас, я слишком занята, вбивая безымянным пальцем свой консилер в круги под глазами, а свою чувствительность - поглубже внутрь себя.
Для того, чтобы создать впечатление, что что-то нам дается так легко, необходимо много усилий. Когда ваш организм – это плут и мошенник, вы постоянно ловите себя на старании корректировать его курс. Моя болезнь, а точнее попытки выздороветь, требовали постоянного наблюдения и калибровки – это была тихая и упорная постоянная работа в виде визитов к специалистам, физической терапии, различных томографий и рентгенов. Я получила работу и пошла в аспирантуру – я пыталась изолировать мою болезнь от остальных частей своей жизни. Я представляла их как две параллельные линии, которые никогда не пересекутся. Я думала о незаметном другим труде, который выполняют женщины: пополняют пустой холодильник, помнят о том, что их детям надо к стоматологу завтра, а не послезавтра, ходят на собрания в школу, и так далее, и так далее… Такая работа, выполненная качественно, остается никому не замеченной, скрытой, точно так же, как и темные круги под глазами.
И хотя у меня в голове я понимаю, что хочу оттолкнуть идею о том, что все должно выглядеть просто, я осознаю, что на самом деле поддаюсь ей, вечно заметая следы усталости. Я бы хотела, чтобы я могла выглядеть усталой после долгой недели и не волноваться при этом о том, что кто-то подумает, что я на грани срыва. Я чувствую давление со стороны окружающих и от самой себя: я должна продолжать бороться, никогда не подавая виду, что мне бывает тяжело.
Сейчас, по вечерам, после работы я хожу в аспирантуру. В один день в последний семестр (до экзаменов оставалась неделя) одна из аспиранток стояла вместе со мной напротив зеркальной стены, где мы изучали свои отражения. Мы обе согласились на том, что немного с ума сошли – зачем мы только это делаем? Мы обе были усталыми.
«Ты не выглядишь усталой», - сказала моя одногруппница мне.
Полагаю, она хотела сделать мне комплимент в духе «эй, ты не выглядишь уж совсем фигово», бесцеремонное изящество этого комплимента в конце выматывающего семестра как-то заставило меня открыться и преступить обычную черту.
«Я вымотана, - сказала я ей. – Это просто макияж».